«Империя» Кристиана Крахта
Пишущий на немецком языке Кристиан Крахт является сейчас одним из самых заметных писателей не только Швейцарии но и всей Европы. Он как никто другой отражает всем своим бытием и творчеством смятение современной Европы, ищущей свою новую идентичность. Крахт учился в США, в качестве корреспондента германских журнала «Der Spiegel» и газеты «Welt am Sonntag» жил в Южной Азии. Он разрабатывал рекламную кампанию для сети магазинов верхней одежды «Пик унд Клоппенбург», издавал в Катманду журнал о современной культуре «Друг» («Der Freund»), издал антологию современных авторов «Месопотамия» и иллюстрированный альбом о Северной Корее «Вспомнить все - Северная Корея Ким Чен Ира». Альпинист-любитель, он участвовал в восхождении на Килиманджаро. По последним сведениям, сейчас обосновался в Аргентине.
Известность ему принес роман «Faserland» (1995) — история пустых скитаний главного героя по Германии с ее севера на самый юг. Одним из наиболее удачных является его следующий, куда более глубокий роман «1979» (2001) — о молодом тусовщике, оказавшемся в Иране накануне исламской революции, а затем отправляющемся в паломничество на священную тибетскую гору. Показывая два общества, иранское и китайское, как раз отправившиеся в диаметрально противоположные исторические стороны (в Китае как раз начинаются капиталистические реформы Ден Сяо Пина, а в Иране – архаичная и консервативная революция мулл), Крахт показывает экзистенциальные страдания личности, не зависящие от социального строя. И тут Крахт полностью порывает со своим ранним увлечением марксизмом.
В романах «Метан» (2007) и «Я буду здесь, на солнце и в тени» (2008), вышедших недавно и на русском языке, Крахт рассматривает, куда бы могли вынести европейскую цивилизацию другие пути ее развития. В частности, в романе «Я буду…» Крахт рассматривает довольно пугающее будущее, которое могло бы воцариться в Швейцарии, если бы Ленин, не дай Бог, основал там советскую республику. О чем же повествует новый роман? Очертим очень коротко его составные элементы. Во-первых, исторический контекст. В центре романа – затерянные в Южном Тихом океане острова-колонии, принадлежавшие в свое время вильгельмовской Германии конца 19-го века. Главный герой по имени Август Энгельхарт (August Engelhardt), вегетарианец из Нюрнберга, разочаровавшийся в современной европейской цивилизации, позволяет автору столкнуть лбами чопорную Пруссию и горячий колорит южных стран с их пальмами, морем и солнцем.
Отсюда, собственно, вытекает и следующий пункт – ирония. Крахт является непревзойденным мастером экстремальной иронии. Он ничего не воспринимает серьезно, но при этом умудряется не впасть в полную смехотворность. Каждое его высказывание, каждый пассаж троится и двоится, имеет несколько уровней толкования. Есть в романе и чисто юморные сцены, когда, например, живущий на одном из островов германский бюргер принуждает скромного главного героя-вегетарианца начать есть мясо.
Следующий пункт – что собственно делает Август Энгельхарт на далеком острове? Он хочет создать свою «вегетарианскую империю», в центре которой стоит культ кокосового ореха. Вообще, тот, кто будет читать роман «Империя», будут вынужден довольно плотно заняться таким явлением, как кокосовый орех, который на страницах романа преображается в некий Новый Завет и чашу Грааля одновременно. Тем самым критику и читателю открывается основной посыл романа: сколь бы «вегетарианскими» ни были идеалы и цели человека, общественные конвенции и структуры вполне способны превратить их в ходе их воплощения в полный кошмар. Четкие отсылы к Гитлеру («еще одному романтику и вегетарианцу…») подчеркивают этот тезис.
Роман «Imperium» - это первый роман Крахта, написанный не от первого лица. Однако рассказчик, который как бы излагает всю историю, конечно же, не идентичен самому Крахту. Эта фигура полностью метафорична и существует только в сфере литературного нарратива. Именно эта дистанция и дает возможность автору, вложив в уста рассказчика ностальгическо-реакционную манеру рассказа, окрасить весь роман в довольно, мягко говоря, необычные и политически некорректные цвета. С другой стороны, роман является логичной частью всего крахтовского дискурса в том смысле, что в новой книге в центре опять находится фигура декадентского денди, которого в конце-концов не ожидает ничего хорошего.
Дистанция между автором и рассказчиком, как видно, ясна не всем, однако удивительно, что она ускользнула от такого журнала, как тот самый «Der Spiegel», корреспондентом которого в свое время был Крахт. Комментатор и колумнист журнала Георг Диц (Georg Diez) обвинил Крахта в том, что роман его «проникнут расистским мировоззрением». Такого рода выводы вызвали во многих кругах непонимание и насмешку, хотя вопрос остается: что может и чего не может литературный вымысел? Существуют ли для него этические, политические и иные границы? Так что критики уже во всю роман обсуждают. Последуют ли за ними читатели – покажет самое ближайшее время.
|
|